В последние десятилетия в социогуманитарных науках значительное развитие получила область качественных исследований. Несмотря на разнообразие концептуальных подходов, а также различия в исследовательских техниках и процедурах, качественные исследования разделяют друг с другом ряд общих черт. И, прежде всего, это критическая позиция в адрес более традиционной позитивистской перспективы исследования, с помощью которой, согласно сторонникам качественной методологии, невозможно постичь жизнь, мысли и чувства исследуемых людей, внимание к смыслам их слов и действий, а также к контексту исследования и т.п.

Пожалуй, сегодня уже можно говорить о методологической фазе развития качественных исследований. В отличие от более раннего периода, когда умение проводить качественные исследования и грамотно интерпретировать данные связывалось с некой общей эмпатической чувствительностью исследователя и его опытом работы «в поле», теперь речь идет о необходимости систематической подготовки исследователя в области качественной методологии. Соответственно появляется все большее количество методологической литературы, авторы которой пытаются эксплицировать основные правила работы с качественными данными, представить стратегии и техники такой работы и обобщить критерии оценки ее качества.

Н. Дензин и И. Линкольн [Denzin, Lincoln, 2005] отмечают, что сторонники качественных исследований вынуждены сталкиваться с тремя кризисами — репрезентации, легитимации и праксиса: способен ли исследователь при помощи текста аутентично отобразить жизненный опыт Другого — участника исследования? Как оценить степень адекватности данных и результатов, если переосмысление критериев валидности, надежности и возможности обобщения не получило признания? Возможна ли вообще оценка качества исследования сегодня, «после постструктурализма»? Кризисы репрезентации, легитимации и праксиса ставят под сомнение способность тех, кто практикует качественные исследования, извлекать интерсубъективно значимый смысл из своих данных. Можно сказать, что ответом на отмеченные кризисы является то внимание, которое уделяется сегодня проблеме строгости (rigor) качественных исследований, определяемой, во-первых, степенью публичности и воспроизводимости способов сбора данных и анализа результатов и, вовторых, степенью соответствия нормам научности, переосмысленным в связи с особенностями качественного исследования.

Одним из путей повышения строгости качественных исследований стала разработка систематических процедур анализа текстовых данных. В частности, значительную известность приобрела форма систематической работы с данными, предложенная сторонниками феноменологического метода, вариации которого представлены в соответствующей литературе [Giorgi, 1997; Holroyd, 2001; Karlsson, 1993; et al.].

Важной особенностью феноменологического метода, с точки зрения самих феноменологов, является его описательный характер. Феноменологи настаивают на необходимости работать на уровне очевидных смыслов текста и самопонимания исследуемых. Однако сложно сказать, насколько предлагаемые в рамках феноменологического метода техники действительно отличны от интерпретации и способны приводить к пониманию текста в его изначальной самобытности. Как показывает Х.Г.Гадамер [Гадамер,1988], понимание никогда не является простым воспроизведением понимаемого, но всегда свершается в процессе толкования. Для того чтобы «дать выражение мнению текста в его фактическом содержании, мы должны перевести его на свой язык, а это значит, что мы приводим его во взаимодействие со сферой всех возможных мнений, в которой движемся мы сами, высказываясь и готовые высказаться» [Там же. С. 460]. В настоящей статье мы намерены показать, что в случае феноменологического метода речь идет об определенном типе интерпретации, ориентирующейся на контекст самопонимания говорящего или пишущего. Исследователь-феноменолог не просто воспроизводит оригинальные смыслы, но концептуализирует их в рамках собственного тематического построения, отвечающего исследовательскому замыслу. Вместе с тем ориентация на контекст самопонимания исследуемого и очевидные смыслы текста дает возможность в достаточной мере упорядочить процедуру анализа и выйти на уровень интерсубъективно значимых результатов (на основе согласия экспертов и/или согласия с результатами самих респондентов).
Что же касается собственно интерпретативной работы с текстом, предполагающей движение от явных смыслов к более глубоким и помещение текста в более широкие теоретические и концептуальные контексты, то систематичности процедуры здесь добиться гораздо сложнее. Однако, как мы постараемся показать ниже, и для такой работы могут быть предложены методологические и методические ориентиры. В частности, одним из способов упорядочения процедуры интерпретации, привнесения в нее той систематичности, недостаток которой нередко приводит сциентистски настроенных коллег к столь низкой оценке научного потенциала качественного анализа, является постановка вопросов к тексту. Помимо систематизации исследовательского процесса фиксация вопросов к тексту облегчает последующую экспликацию исследовательской процедуры, призванную продемонстрировать сообществу коллег, как именно анализировались данные и были получены те или иные результаты. Напомним, что именно экспликация процедуры, по мнению некоторых авторов (А. Джорджи, цит. по: [Квале, 2003]), является основой контроля анализа в качественных исследованиях.
В настоящей статье мы предлагаем обсуждение процедуры феноменологического описания и некоторых типов интерпретации на небольших примерах анализа фрагментов текстов. Цель нашего обсуждения — во-первых, показать, что феноменологическое описание представляет собой специфическую форму интерпретативного анализа, отличающуюся от других форм интерпретации рядом особенностей, и во-вторых, продемонстрировать возможности пошаговой интерпретативной работы с текстом на основе простого перечня базовых вопросов.

Феноменологическое описание

Когда в психологии говорят о феноменологии, то обычно имеют в виду метод или определенный способ постижения субъективной реальности, непосредственных переживаний, опыта в их максимальной конкретности и полноте, без обращений к каким-либо схемам, без каких бы то ни было предположений относительно их происхождения или причин [Леонтьев, 2001].
В целом можно сказать, что в психологии феноменологическая установка описывается двумя способами: в одном случае в большей мере подчеркивается ее ценностный аспект, в другом — процедурнотехнический. Ценностная составляющая преобладает, например, у А.А. Пузырея [Пузырей, 1997], техническая сторона раскрывается такими западными авторами, как Д. Полкинхорн (D. Polkinghorne), А. Джорджи (A. Giorgi), С. Квале (S. Kvale) и др. (на рус. яз. обзор представлений западных авторов см. в: [Улановский, 2007])2.
Согласно А.А. Пузырею [Пузырей, 1997], феноменологическое понимание — это и есть собственно понимание, идущее из живого опыта чтения. Оно не редуцирует текст, не сводит его к чему-то уже понятному и известному, не разоблачает секрет, но утверждает тайну как то, что являетсявнутреннеприсущимсамомупонимаемому,изчегопонимание получает оправдание своего существования, достигает его подлинности. Как пишет Пузырей, в случае феноменологического чтения мы не производим смысл текста, а лишь даем возможность заговорить самому тексту, высказать то, что он в самом деле говорит [Там же]. Отсюда естественным образом вытекает не просто критика психологических подходов, но серьезный приговор всей психологии, занятой рациональным, объясняющим, редуцирующим толкованием.
Обобщая западные представления о феноменологическом методе как качественной исследовательской стратегии, А.М. Улановский [Улановский, 2005] выделяет несколько его специфических черт: помимо свойственного ему описательного характера, о котором было сказано выше, это ориентация на переживание как предмет исследования, использование рефлексивных данных, отказ от любых теоретических допущений и выводов и использование обыденного языка описания.
Как видим, одна из важнейших черт феноменологической психологии — установка на понимание того, что внутренне присуще самому понимаемому, описание данного с очевидностью вне домыслов и редуцирующих толкований. Как подчеркивает Улановский [Там же], метод, разрабатываемый сторонниками феноменологической психологии, призван помочь справиться с огромным количеством абстрактных теорий и всевозможных произвольных моделей, предлагаемых в психологии.
Если говорить о самом праксисе феноменологических исследований, то в литературе описано несколько разновидностей феноменологического метода [Giorgi, 1997; Holroyd, 2001; Karlsson, 1993; et al.]. Все они основаны на технике конденсации смысла, выделении категорий, кодировании и последующем тематическом анализе.
В целом работа с текстовыми данными в феноменологическом исследовании включает в себя несколько этапов:
1) прочтение текста/ов целиком; общее впечатление, возможные гипотезы;
2) выделение смысловых единиц, соответствующих теме исследования;
3) «конденсация смысла» выделенных единиц;
4) выделение тем, их обозначение;
5) обобщение тем (центральных тенденций), выделение внутри
каждой темы вариаций.
Именно данную схему работы с текстом мы попробуем использо-
вать для анализа фрагментов дневниковых записей Фаины Раневской [Раневская, 2005, с.7—9]. В приведенных фрагментах так или иначе затрагивается тема ее отношения к автобиографической книге, написать которую она планировала (по просьбам других или по собственному желанию), но так и не написала (во фрагментах речь идет о том, что она ее уничтожила). Итак, мы приводим анализ отношения Раневской к книге воспоминаний, построенный на основе феноменологического метода.